Зелёная дверь

Завтра мне исполнится 32: очередная двоичная степень между 16 и 64. Грег говорит: 32 - слабое число, у него слишком много делителей. Я качаю головой: но простых чисел между рождением и смертью гораздо больше, чем двоичных степеней. И вообще мне нравится идея экспоненты как кривой между точками личных бифуркаций: я хочу жить долго и счастливо в промежутке между 32 и 64, а в 65 выйти на пенсию - и закономерно начать новую жизнь. Я всё ещё не могу серьёзно думать ни о старости, ни о смерти, зато могу серьёзно сказать своему отражению: пиши диссер, Аня это и есть жизнь, это и есть взрослость, это и есть счастье - похожее на атмосферу, а не на солнечные вспышки. Похожее на воду, а не на вино. Кислородный слой смыслов, в котором можно дышать без скафандра. Конструктор "сделай сам", ни одной лишней детали. Хотя в минуты душевной слабости мне и кажется, что всё ужасно хрупко, и может измениться внезапно и странно, и тогда я вдруг пойму, что в действительности всё не так, как на самом деле.

Что будет, например, если сестра Анастасия бросит всё и уедет к норвежским троллям? Её позвали работать в Трондхейм (волна памяти мгновенно захлёстывает меня), и она звонит, чтобы спросить: чем можно пожертвовать ради мечты - и не пожалеть? Я растерянно молчу, не зная, что ей ответить. Твоя ли это мечта? Твоя ли это дорога? Пустые вопросы, потому что разобраться в таких вещах можно только на местности. Цену дороги узнаёшь в дороге. Я верю в экзистенциальные приключения и географическую относительность: есть места более и менее совместимые с твоим внутренним ландшафтом, но сознание всё равно определяет бытие. Это - моя эмпирика, результат экспериментов, неоднократно поставленных над собой. Среди домашних викторианских девочек, выращенных в аквариумах, процветает культ Великого Похода: кажется, что настоящая жизнь начнётся только тогда, когда ты разобьёшь чёртов аквариум своим золочёным хвостом, катапультировавшись в иное измерение. А жизнь - она и так настоящая. Аквариум надо разбить - но тот, который вокруг головы, как скафандр. Вопрос: как его разбить, не сокрушив всё вокруг в радиусе километра? Настя говорит: я боюсь, что сделаю неправильный выбор. Я отвечаю: будет хуже, если ты не сделаешь вообще никакого выбора.

На следующий день она всё-таки решает остаться. Что же ты выбрала? На первом месте - музыка, на втором - люди, на третьем - приключения. Пусть так и будет - аминь.

Оказывается, больше всего на свете я боюсь неизвестности. Возвращение в Канаду - словно милый семейный визит: канадская мама Бэтти возникает в телефоне ровно через пять минут после моей непосредственной высадки в снегах, пресекая чувство покинутости в зародыше, и голосом ангела-хранителя отменяет лишние семинары. Официантка в отеле улыбается, глядя мне в лицо: "Вы уже останавливались у нас?" О да, в том же месте, в тот же час, ровно 365 дней назад! Перекидываемся парой фраз за жизнь и быстротечность. И так знакомо, так уютно, так понятно здесь всё. Солнце отражается от заоконных сугробов. Знать - почти тождественно "любить". Кажется, это простейшие когнитивные настройки.

Рассказ о Доностии можно закончить перечнем чудес. Это будет очень по-фраевски, хотя я совсем не вижу мир таким: заколдованным и на всё способным. Я могу петь лишь невыносимую логичность бытия, его прекрасную закономерность и жестокую стройность, непреложность последствий, неизбежность выводов, точность формул.

Карнавал продолжается! Вопросы salut

1. Почему Мартин так беспощадно убивает персонажей в Игре престолов? Есть в этом некая справедливость (хотя бы историческая), или "просто так", или "чтобы людям было интереснее", или как-то еще?

Мне кажется, это что-то вроде бунта против системы: ах, значит, умники сказали, что в мире победившего постмодернизма не придумаешь нового? А если найду? Щурю глаз, как любой зазнавшийся умник: милый мой Мартин, всё равно настоящих историй только три, спроси хоть Борхеса. Смерть персонажа - конец истории не потому, что рыцарь умер, кончилось кино, а потому, что рыцарь - это ты, потому что только личные истории забираются в душу и в голову, потому что как ещё отзеркалить всё то, что мы зовём божественным, сказочным и преисполненным смысла? Смерть - переход, воскресение, начало новой истории - или тёплая темнота, последний корабль, конец времён? Смерть же просто как смерть кажется мне вырванной из контекста и архетипа. Смерть без воскресения мне, похоже, просто неинтересна, умереть и не встать любой может, и что с того? Николай Александрович велел мне не объективировать. А Мартин - ну что Мартин? Я же не читала его, вообще-то. И даже не смотрела.

2. Есть ли вообще у вас "общая теория всего" и насколько она влияет на вашу повседневную жизнь, сколько раз корректирует ваши действия с утра до обеда во вторник, к примеру? Не в области глобальных выборов, а вот с утра до обеда.

Не могу не оседлать любимого коня: общая теория всего есть у каждого, потому что мозг не может иначе! Весь опыт, от рождения до смерти, воскресения и всех последующих смертей и воскресений - в общем, опыт целой жизни нам обязательно нужно связать воедино, выстроить в нарратив, сложить египетскую пирамиду по кирпичу - и на самой верхушке пирамиды торжественно засияет Смысл, как То, что Всё Объясняет. Отваливающийся смысл - явный призрак пошатнувшейся конструкции.

Именно с утра до обеда, а потом - от обеда до ужина. Мифы - в жизнь, эпос и пафос, логос и космос, и ни шагу назад! На самом деле мне просто очень нравится Грандиозность Этого Всего. Вот идёт человек мимо - а у него тот самый космос аккуратно уложен между ушей. Чтобы дожить с утра и до обеда, такое знание очень помогает. Я верю в цепочки последствий и в сходимость алгоритма, и желание понимать считаю самым что ни на есть главным и первичным инстинктом. Шестерёнки мира щёлкают и щёлкают, невозможно не заглядеться. Ещё меня перекрывает от эмерджентности: подумать только, и всё вот это, от и до - из амёбы, из пустяка, из ничего, из чьего-то сумасбродства! Не знаю ничего волшебнее.

3. Что для вас интимно, а что публично в человеческой жизни? Что может и дОлжно быть "пропагандой" и "примером" и "моделью", а что хрупкая и индивидуальная тайна?

Ну, честно говоря, я не очень-то верю в пропаганду... Хотя вот у сына Божьего неплохо получилось. Кстати, Христос Воскресе! Самым лучшим примером и сутью и смыслом мне кажется честность с самим собой, личная история, твоя и только твоя. Поэтому чужие истории надо рассказывать очень осторожно, чтобы не соврать. Или совсем не рассказывать. Индивидуальная тайна... Пожалуй, разговоры с вечностью трудно транслировать вовне, не искажая.

4. Когда вы проходите в Зеленую дверь, вы возвращаетесь потом? а тоскуете о том, откуда пришлось вернуться? А ищете возможность пройти туда же вновь и вновь? Или ваш путь это череда зеленых дверей или вообще "любая дверь в темноте может быть дверью в другой мир", как у Фрая?

Я попыталась вернуться однажды. А потом снова попыталась вернуться туда, откуда вернулась. Всякий раз результат мало соответствовал исходным данным (данным на момент Исхода, вот!), так что я пока что зареклась от возвращений - вперёд и вверх, назад нас всё равно не пустят. Потому что всё, что происходит - происходит навсегда. И происходит навсегда оно даже тогда, когда нет какой-то особенной, явственной двери. Пожалуй, именно это и значит, что любая дверь в темноте может быть дверью в другой мир. Переход часто осознаётся уже пост-фактум.

А не тосковать невозможно, конечно. Особенно когда уже точно, наверняка знаешь, что некоторые штуки закончились навсегда. Другое дело, что количество измерений только приумножается. Возможно, мне просто недостаточно лет, но я всё ещё не чувствую, что убываю - наоборот же!

5. Что вы думаете о тейл-киллинге?

Ээээ... Убивание хвостов? Или... историй? Безрезультатно погуглила, ничего не поняла.

6. А о вероятности скорой космической эры человечества?

Мне пессимистично кажется, что у современного человека не хватит на это дело пороха. Hoping for the best, but expecting the worst. Хотя я с любопытством почитываю о происках Элона Маска, а лорду подарила чёрную пропагандистскую футболку с гордой надписью Occupy Mars.

(кажется, все мои вопросы можно уложить в один: что для вас важнее, процесс или результат? и есть ли вообще такая дихотомия)

Пожалуй, всё-таки нет её. Есть точки бифуркации, развилки в истории, есть выбор, который не возьмёшь назад, и все эти точки - ещё какой результат, личная сумма вводных и того, что ты сделал со своими вводными. Именно в этих точках происходит смерть и восстание из мёртвых, всяческое преображение, изменение и распахнутые зелёные двери. И ничего важнее этого с человеческой душой не происходит. И всё-таки развилки не имеют смысла без общей траектории.

Я живу на холме. Правильно: хочешь жить среди людей - выбирайся из холмов, забирайся на холмы, стой на сквозняках, под дождём и под солнцем. Зачем обитатели холмов выходят на поверхность? Затем же, зачем люди уходят к сидам на семь бесконечных лет - повинуясь любопытству, жажде не нового, но иного, внешнего, непостижимого, не включённого в тебя по умолчанию, но красивого, красивого, красивого. Потому что когда хрустальный гроб детства распахивается, хочется одного - прикоснуться к этому миру, убедиться, что ты не проходишь сквозь стены, отражаешься в зеркалах, оставляешь следы. Модусов познания всего два: инаковость и сопричастность, отчуждение и отождествление.

Я встретилась с бельгийским братом - заметьте, года ещё не прошло! И вместо сопричастности внезапно ударилась в инаковость. Нет, мы подозрительно мало меняемся, он так же красив и рыж, и снова без работы и без девушки, но энтропия нарастает, и мне странно говорить с ним о чём-либо кроме метафизики, а о метафизике говорить я почти разучилась. Устаканившиеся картины мира не звякают друг о друга так, как прежде, мне не хватает этого звона, честного цинизма, точного прицела. Вместо того, чтобы трепать имя Бога моего всуе, мы говорим - совсем немного - о любви и о людях, из которых она сделана. Роль рационального прагматика достаётся мне, я с удивлением слушаю речи Жульена - сентиментальные, невзрослые - и отмечаю про себя разницу в экспе. Я впервые чувствую себя старше. Это ново. Я не могу перестать говорить, думать и смотреть сны о бельгийском брате следующие несколько дней.

И снова только на работу можно положиться, как на оплот реальности в мире иллюзий. Сегодня целых двое человек поблагодарили за лекцию, выходя из аудитории. Один даже похвалил от широты души: "Well done, ma'am!" - я растерялась и не успела возмутиться.

Первое декабря, начало лета, адвента, внутренней зимы, но всё ещё - не каникул. Семестр в этом году бесконечен, и я начинаю терять терпение. Студенты схлынули, накатил научный экзистенциализм: тварь ли я дрожащая, или статью опубликуют? На локальную конференцию я принесла охапку разноцветных графиков, но не сумела подать их под правильным соусом, и теперь лихорадочно рисую матрицы диаграмм рассеивания в надежде рассеять печаль и приумножить знание. Я давно договорилась с собой, что наука - форма искусства, а вдохновение - переменный ток, но иногда совершенно необходимо выпускать птиц в небо, и очень важно, чтобы они летели.

Конференция традиционно проходила в холмах, и после докладов мы с лордом выбирались на пыльные тропинки - распугивать полосатых мангустов и трепетных ланей, то есть робких антилоп. А по вечерам можно было пить вино с Элри, в которую я по-прежнему сильно влюблена, говорить о книгах и нейронных сетях, и ревниво разглядывать её нового избранника - аксиос или не аксиос? Я не вижу ни натянутой струны, ни пойманной волны, но что я вообще в этом понимаю? Вспыльчиво обсуждать с лордом: что самое главное в союзе двух? Лорд гнал что-то о любви и коммуникации (счастье - это когда тебя понимают, но понятия как счастья, так и понимания необходимо уточнить), а я отжимала любимую педаль: главное - чтобы была какая-то истина, которая больше вас обоих, одинаково очевидная для обоих. Пафос общего дела не обязателен (но безусловно допустим), достаточно общей изнанки мира, разделённого второго дна, сокровенного знания, которое не придётся друг другу доказывать. Вообще, нужно так, чтобы можно было смотреть в одну сторону, отвернувшись друг от друга. Общая истина как источник центробежной силы, потому что своих сил может банально не хватить. Так я это вижу сейчас.

Ну, и к слову: я отыскала себе условно-белое хиппарское платье с рукавами в стиле Кэндис Найт. Дело за шестипенсовиком. Привет, весёлая безвыходная вечность!

Я однажды поняла и навсегда запомнила: быть счастливым трудно, а не стыдно. И ещё - нет неправильных способов добычи счастья. Неправильные способы здесь просто не работают. А если работают - значит, годятся. Счастье сродни серфингу в бушующем море: или ты оседлаешь волну, или волна сомнёт тебя и бросит к кашалотам. А главное, среди нас нет ни одного профессионала, мы плывём на какой попало ерунде, на осколках чужих кораблей, в дырявых тазах, верхом на детских надувных уточках, и сойти некуда, до земли - тысячи километров, да и есть ли она, земля? Скорее всего, мы живём на той самой планете из "Интерстеллар", сделанной из воды, воды, воды, опускающейся и поднимающейся.

Поэтому, наверное, я испытываю острое собственническое чувство, когда дело касается моего собственного счастья. Я слишком дорого плачу за этот аттракцион, чтобы позволять кому угодно вносить коррективы в траекторию. Можете претендовать на моё время, внимание, умение, сердце, в конце концов. Не смейте посягать на моё счастье. Я слишком долго трудилась над этой каменной чашей, она неделима, персональна, и по-прежнему - хрупка. Любоваться - можно, трогать руками - ни в коем случае. Дело моих рук - для моих же рук. Не удивительно, что во внутреннем музее её охраняет миллион разноцветных лазеров. Переступите хоть один - услышите, как заорёт сигнализация. И вот тогда - бегите.

Сегодня я, по-детски увиливая от работы, разбила градусник - "настоящий", ртутный. Серебряные капли-бусины рассыпались по пледу, книгам и джинсам, застряли в оборках, переплётах и швах. Всё детство я жила в священном ужасе перед градусниками, содержащими вещество сколь волшебное, столь и ядовитое, которое, как злого джина, нельзя выпускать наружу ни при каком раскладе, или голова с плеч - архетипическое табу, Ева, не ешь это яблоко. Разбитый градусник я видела всего один раз - в школе. Ртутные шарики завораживали, но я честно старалась не смотреть, не дышать и не приближаться, и потом не одну неделю думала: интересно, что будет теперь? Я заболею чем-нибудь ужасным и рано умру? Сейчас же сразу чувствуешь, какой ты стал взрослый-ничего-святого: расколошматив градусник, я спросила у папы, что со ртутью делают физики, и что с ней будем делать лично мы. Мы на пару катали жидкие бусины по пледу, подгоняя их друг к другу старой зубной щёткой. Теперь у меня есть большая и круглая капля ртути, надёжно запертая в стеклянную банку. Осталось, предварительно посыпав голову пеплом, подарить её знакомому химику, специалисту по загрязнениям.

Я всё пытаюсь понять: это уже взрослая жизнь или мы по-прежнему топчемся на пороге? Кажется, всё-таки первое. Я не знаю, где провести черту - когда закончилось детство? Пожалуй, лично для меня - тогда, когда я со своими четырьмя чемоданами уехала утопать в снегах и покорять Солярис ("любить и бороться"). Солярис победил - скоро год, как я покинула НИИЧАВО, Фёдора Михалыча, сосны, электрички, котельные трубы, тоску и печаль. Я уехала под белым флагом, я закончилась, меня не хватило. Я вернулась в старый мир, не сумев полюбить новый. Старый мир любить оказалось гораздо проще - он лежал у самого сердца и тихонько поджидал меня. Так вместо того, чтобы эпически вернуться в Россию из Африки, я эпически вернулась в Африку - из России. Недавно, сентиментально держа друг друга за руки, мы говорили с лордом Грегори о том, как долго это - узнавать другого человека. Как муторно думать о новых друзьях и новых знакомствах - они возможны, но нужен хороший пинок, мощный импульс, нужно, чтобы вселенная подыграла, иначе не хватил сил на несколько шагов безусловной любви, которые всегда приходится делать вслепую. Когда кончается ресурс одиночества, вдруг оказывается, что это был очень годный ресурс, из него лепились чудеса. Когда кончается тоска, понимаешь, что и из неё выходило неплохое топливо. Вообще, когда истекает что угодно, добро или худо, понимаешь, что ты давно научился переплавлять это в золото, и если ресурс истёк - значит, настало время тряхнуть алхимией и вывести новую формулу счастья. Это удивительно, как мы умеем делать жизнь из какой угодно смерти, и счастье - из какой угодно жизни. Алгоритм совершенен.

Но всё-таки, всё-таки... Мне не хватает ещё парочки инициаций, чтобы со спокойным вздохом захлопнуть портфель. Стоптав ноги до колен в Запретном Городе, мы сидели в уютном хостеле в центре Пекина, пили чай и говорили о личных вещах. "А вот ты, Анна - ты хотела бы детей?" Отвечаю, сощурившись, приложив указательный палец к подбородку: "Да. Конечно, да. Вырастить человека с нуля - это же сумасшедший, крутейший научный эксперимент." Кристина хохочет: "Учёный такой учёный!"

В университете не нужно вырабатывать смысл, потому что смысл здесь просто есть - висит в экзистенциально-насыщенном воздухе, хоть ножом режь и на хлеб намазывай. И если из выходных не получилось фейерверка, всегда можно себя утешить: завтра - понедельник, лекция, наука, библиотека, полезная жизнь книжного червя. Искусства здесь всё-таки больше, чем ремесла, поэтому мой скудный пролетарский ум трепещет: давать стране угля было бы спокойней. Но не углём единым душа живится (ура), и иногда мне кажется, что основная моя работа - это быть мной. Искать, как ищут трюфеля и клады, лазейки для воздуха, необходимого, чтобы частичка Бога, на которую ты нанизан бусина за бусиной, хоть как-то мерцала и теплилась, а ты её - преломлял и рассеивал. Потому что преломлять и рассеивать - это всё, что я умею. Не производить же, в самом деле. Я не из самовозгорающихся.

А может, производство - вообще иллюзия, и можем мы только одно: поделиться небесной манной и свободной волей. Потому что раз уж творчество - методичное нанизывание внешнего мира на небесную леску, то и дело - акт свободной воли, так или иначе манифестирующий эту самую внутреннюю фенечку в пространственно-временном-и-так-далее. Я вообще твёрдо верю, что творчество - не дело, а неизбежная суть жизни. Неизбежно-бердяевская - ну вот, опять Остапа занесло!

Люди нужны друг другу именно затем: чтобы было, с кем делиться небесной манной, на кого рассеивать и кому преломлять. Просто потому, что преломлять и рассеивать - это всё, что мы умеем.

Христос воскрес!

Когда мы в ночь на субботу шли вокруг церкви за Плащаницей, держа в руках горящие свечи и пытаясь петь на ходу, мне открылась истина, старая, как хлеб и вино: нельзя одновременно идти, петь, смотреть на свечу - и держать её зажжённой. Когда поёшь на свечу, она гаснет от дыхания. Чтобы свеча горела, очень важно ни в коем случае на неё не смотреть. Смотри только прямо и вверх, если желаешь идти, петь и гореть одновременно.

Аминь.